Количество
|
Стоимость
|
||
|
«Родаки. Роман-колаж» — художественная проза от украинского писателя Дмитрия Кешели о колорите и фольклоре западной Украины сквозь призму интересных жизненных историй.
В украинской литературе так никто не пишет. На такое чтение редко везет. «Какие сильные натуры и как красиво они живут», «Нет, невозможно такое вытерпеть», «Какой колоритный текст», — налетают мысли. И уже хочется встретить того неугомонного и не по годам мудрого Митрика, без которого романа не было бы. И услышать голоса родаков, без которых не было бы такого Митрика. И увидеть наяву Небеса — местность деревни, где дом его семьи. Для людей, с чьими сходятся его тропы, он — сбийвыч, сбитошник и даже обидчик. А на самом деле у него — удивительно утонченная душа. Все его интересует, все он чутко видит. И поступает так, как понимает правду. И далеко не всем сладко от его правды.
Митрик весь в стихиях жизни, среди красот села, приютившегося возле горы Ловачки, а где-то за ней — загадочный варош-город Мукачево. И люди возле Митрика — это странный мир: жертвенная в стараниях защитить всех своих бабка Фискарошка, невозмутимо умиротворенный дед Соломон, гордо решительный дед Петр, приглушенный хлопотами нянька, надломленный жестокими обстоятельствами учитель пан Фийса. Всех их держит на земле мудрость любить жизнь и выживать.
А наиболее родные и сладкие ему — мамка. Рожденные при непостижимых обстоятельствах, загадочно росли и имели странного учителя: для уроков он брал только книгу «Откровение Слова» христианского предтечи Авеля Синайского. Мамки все по-своему видели, умели «говорить с небесами», рисовали музыку, знали символические таинства слов. И Митрика учили не тратить на слова пустые.
На белой лодке, белыми парусами которой — белые крылья белого аиста, ушли мамка в вечность. Митрик одиноко смотрел им вслед и слезно умолял их идти и не оглядываться. Потому что так просили мамка...
Множество стихий, историй и почерков в этом романе: экзотика края и уникальность запечатленных ветром судеб, мистические силы мира, фатальность жизни и отчаянное цепляние за нее. А над всем — неумолимое время.